Вот еще фото группы товарищей. На снимке стоят: крайний слева – Григорий Потапов, потом - я, далее - не могу вспомнить имени. Сидят – Иван Ковалев и Валера Скосырев.
Григорий был не только кодировщик, но и человек, как говорится – сущий кремень.
Вот сколько сил и времени я положил на то, чтобы обучить его искусству матерного слога и, все напрасно, как об стенку горох. Единственное, что он мог сказать, так это просто – «Гад». Так извините меня  - «Гад», может сказать и любой «ботаник» и где же здесь спрашивается искусство  выражения, а? А ведь для русского человека матерный слог, зачастую как молитва и исповедь перед Богом. Все начинается с «Да ё ………………!» И дальше уже по настроению и обстоятельствам, кто по-спартански кратко и лаконично, кто с византийской вычурностью и поминанием «Большого и Малого Канонов», а кто и просто от чистоты сердечной заряжает обо всем, на что смотрит и о чем думает. Прекрасное средство от инфаркта, я вам скажу!
Но вот с Григорием не вышло. Я, даже думал, что их в школе кодировщиков специально так обучают, чтоб и матом ни-ни и на допросах не сдавались. У нас на форуме есть кодировщик, надо будет как-то спросить у него, что ж это  они такие упёртые. А ведь русский мат, может и есть самый лучший шифр в мире. Ведь какое богатство смыслов он в себе несет, а? Пойди, разгадай, если ты не русский. Упущеньице, упущеньице допустили наши военные, все за Европой гонимся, а нет, чтобы свое родное кондовое, ядреное такое употребить. Спать бы спокойней было, да-с господа товарищи….

Как жили – служили? Да при мне, вроде, как и нормально. Мы как раз попали в момент замены трехгодичной службы на двухгодичную. Часть небольшая, деды не свирепствовали, но учить учили. Кто-то из них только два с половиной года отслужил, кто три. А два товарища ухитрились: один три с половиной, а другой и вовсе полтора. От второго просто избавились, и причина была достаточная.
Заняты были весь день, потому как в армии важна не боевая подготовка, а тотальная занятость личного состава. Ибо праздный солдат, потенциальный преступник и нарушитель. Личного времени оставалось, всего-то ничего, час пятнадцать. Но как же это было много! Это сейчас день мелькает, незаметно, а тогда – час пятнадцать, это была роскошь. Что только не делалось за это время: личная гигиена, чистка обмундирования, письма на родину и «заочницам», поиграть на гитаре, выпилить из латуни подкладку под комсомольский значок с летящей ракетой, погонять шары на биллиарде и проиграть две-три порции масла, покачаться в спортзале, побездельничать, а если уж, совсем круто, так это и шнапса выпить, может и немного, но приятно. Ну и, конечно же, кто-нибудь, да что-нибудь, а утворял непотребное, без этого какая у солдата служба, да и «губу» надо было греть, чтоб не остывала.
По субботам – уборка и «банный день». При мне в коридорах казармы лежала рубчатая керамическая плитка молочно-белого цвета, на которой хорошо оставались следы от солдатских сапог. Мыли ее не только мыльным раствором, но, иногда и с добавлением соляной кислоты. Лучшим местом считалось убирать умывальник, быстро всё вымывал, а потом брал тряпочку и асидолом натирал краники до блеска, интеллигентная была работа. Мне только пару раз и досталась, а потом деды посмотрели на меня и сказали «Салага, ты здоровый, тебе как раз в пору коридор мыть, полезно будет для здоровья». И стали выделять на коридор двух дедов и двух салаг. Два деда в основном курили у туалета, а мы с напарником коридор полировали, ну как это делается, наверное, все знают.
Про асидол скажу тем, кто, может, не знает. Это жидкая паста в пузырьке на основе мела для полировки блестящих поверхностей и с запахом нашатырного спирта. В мое время считалось крутым иметь пуговицы на мундире латунные, звездочку, тоже латунную залитую эмалью, эмблемки латунные, погоны со вставками. Так вот, пуговицы собирались в специальную пластмассовую планочку с прорезью и полировались асидолом, здесь боец от наилучшего блеска пуговиц получал настоящее эстетическое удовольствие, да и старшина, потом не втыкал наряд за тусклые пуговицы. Так что когда мы ходили в увольнение, на нас блестело и сверкало всё, что отличалось от солнца.
Погоны на парадном мундире делали с пластмассовыми вставками, для крутизны и определения, кто есть дед. Конечно, за это гоняли, но только молодых, когда же дед начинал думать о родине, его лучше было не трогать. Еще деды носили на каблуках не пятимиллиметровой толщины подковы на полкаблука, а изящные скобочки из электрода. Правда, если дед носил подковки, то ему разрешалось, чтоб хоть одна подковка да хляпала при ходьбе, иначе как распознаешь деда в тумане, только по походке. У всех остальных подковы должны были быть наглухо привинчены, за чем на утреннем осмотре и следили строго.
Мундиры на дембель ушивались, сапоги гладились. И вот, правильно погладить сапоги было изрядным искусством. Для этого покупался крем в баночках, солдатская вакса из общей банки не годилась. Заказывались юфтевые (в основном) сапоги на размер больше, потому что при глажке они давали усадку ровно на размер. И начиналось священнодействие.
В полку всегда знали, когда ракетчики гладят сапоги на дембель, потому как из окна на крыше столовой со стороны плаца в это время валил дым от гуталина. Мы после обеда забирались в каптерку радистов, открывали окно и начинали глажку. И тут важно было не сделать голенище раструбом наружу, иначе беда, край голенища, нужно было старательно и умело загладить немножко вовнутрь, чуть – чуть. Ну, и не усадить сапог сильно в размере. Мы-то уже делали сапоги без «гармошек», ближе к белогвардейским, а вот перед нами дембеля уходили в сапогах с «гармошкой» на шесть углов, на восемь(!) Фасонистые были парни, что ни говори. А еще у них было шиком уйти на дембель в гимнастерке из сукна-диагонали и, зимой в полевом бушлате.
Да, гимнастерочки из диагонали смотрелись куда как лучше нашего ПШ. Цвет более темный и благородный, и заглаженная горизонтальная складочка на спине держалась получше, правда, перед глажкой ее изнутри промазывали мылом, но выглядело всё солидно. Да вообще в гимнастерке и солдат выглядел молодцеватей. Ну, вот на утреннем осмотре стоят бойцы в шеренге, плечи развернуты, грудь колесом, вид молодецкий и глазами начальство едят. А всё почему, да потому, что затянуты и разглажены так, что на нем, ни тебе складочки, ни закладочки. А почему, да потому, что если ремень не затянут, а провисает вот, сколько сержант засунет пальцев за тот ремень, столько и нарядов получишь, потому и не шутили с этим. А куртка, конечно же, немного расслабила солдата. Ну, посудите сами, смотришь на бойца, а он ссутуленный, плечи провисают, и стоит в этой куртке, как пленный немец после Сталинграда. И думаешь, может его пожалеть надо, а не врубить ему от души два-три наряда. Нет, куртка русскому солдату только к порче.
Еще в сапогах была одна особенность. В мое время мы обычный каблук меняли на «венский каблучок». Это было что-то, высший шик, можно сказать. Мастерство надо было проявить, чтобы выглядеть. Делалось это так: отрывался старый каблук и на его место ставился обточенный со всех сторон каблук высотой сантиметра три-четыре с небольшим подкосом вниз. И тогда сапог становился уже настоящим дембельским. На это прекрасное дело мы изрезали половину обрезиненных  катков, которые оставались у нас от прежних тягачей. Ну и что та резина по сравнению с крутизной защитника Родины, да ничего.

Кто на дембель шел зимой, тот шапку формовал на деревянном полене. Вымачивал, натягивал и внимательно, потом следил за ее сушкой, не приведи бог усушить ее непотребно, где потом новую взять. Весенние же дембеля тулью в своей фуражке загибали до самой невозможности, это чтобы фуражка была с прогибом. Как только ту пружинку не увечили и, так и сяк, но чтобы фасон был.
Значки на груди, полный набор, так это само собой, а еще чтобы и подкладка из латуни в виде летящей в космос ракеты под комсомольский значок была, и тогда можно спокойно отправляться на Родину.
Покупка дембельских чемоданов это отдельный и торжественный акт. Группа дембелей с марками в карманах и со старшиной во главе отправлялась в город за покупкой. Каждый уже знал, какой он купит чемодан, да, в общем, они тогда все были из фибры, только цвета и размера разного. Совершали покупку и, если старшина был человеком, брали по кружке пива для «обмывания».
И это еще не все, важно было правильно и с понятием оформить сей предмет и изнутри и снаружи. Снаружи лепили переводные картинки в количестве….. ну, это как кому моча в голову ударит. Иные лепили скромно, а иные с роскошью рейнджеров из Юго-Восточной Азии, вроде они там Родину защищали. В общем, уровень вкуса заставлял зрителя иногда чесать в затылке и качать головой от удивления.
А вот внутри… на «внутри» денег не тратили, для этого была городская свалка. Кому свалка, а кому и Клондайк. Мы с этого клондайка собрали для себя две рабочих швейных машинки, велосипед и притаранили в часть раму от мотоцикла, зачем (?) да Бог его знает, видать для надежды. Так вот, когда вывозили мусор и всякие отходы из части и ДОСов на свалку отправлялись: водитель, молодой и дед для поиска полезных вещей, а в основном журналов с женщинами. Дело с журналами пресекалось, и их прятали везде, окромя, конечно,  выхлопной трубы. Как бы там ни было, а внутренняя часть крышки чемодана заклеивалась вырезанными из журналов женщинами. И занятие это было эстетическим. Правильно собрать композицию из прекрасных женщин было нелегко и, поэтому советчиков всегда было с избытком. Закурив сигарету, каждый щурил глаз и советовал: «Вань, да ты ее сюда не лепи, передвинь немного левее, а сюда положи вот эту. Что не помещается? Тогда поменяй ее на другую. Не нравится? Вань, да ты в бабах-то хоть разбираешься или совсем уже? Ну и что, что маленькая, это изящество Вань, а ты сюда корову лепишь, задница красивая? Может быть, может быть, это брат дело вкуса, но только зачем тебе баба с такой задницей, ты ведь ее и не обхватишь, не тот размер у тебя понял. Картинка? Так картинка Вань, она как раз и выражает твое понимание женщины, а  ты, я вижу, совсем уж Ваня одичал, пропадешь ты с бабами на гражданке, ох, пропадешь». И дело шло неспешно, рассудительно и красиво.

Дежурили, стояли в нарядах, ходили в караул. Всё как у всех, только в своём небольшом замкнутом на секрет пространстве. В полку было шире, там наряд на кухню, наверное, из взвода, а то и двух состоял. А у нас что: четыре человека, два на мойку и два – на раздачу, убирались все вместе.
И всё как везде, только с маленькой особенностью. Мечтой и задачей каждого наряда на кухню было стырить при получении продуктов на складе хотя бы килограмм комбижира. Зачем? Известное дело – картошку жарить. И вот когда этот килограмм уже был на кухне, в часть шла весть - сегодня будет картошка.
Картошку жарили, когда в части всё затихало и спало. В час ночи дежурный отходил ко сну, помдеж садился за пульт управления, внезапные проверки исключались, и тут начиналось полуночное действо. Ночной дежурный по кухне на большой сковороде начинал готовить картошку, сколько(?), да иногда и ведро, много было не мало. Через дневального по штабу давалась весть, чтобы поднимали дедов к пиршеству. Часов около двух ночи красные армейцы тенями проскальзывали на кухню (и не лень же было) и принимались за трапезу.
Конечно же, с таким позорным явлением боролись, «батя» перед строем костерил всех, не подбирая выражений и «объедалами» называл и по всякому, на выбор наказывал. Но жареная картошечка превосходила всё и, каждый мечтал стырить килограмм комбижира.
Когда картошка была съедена и всё убрано, дежурный собирал на кухне все ножи, какие только были, раскладывал их на столе, сам садился рядом и затихал. Минут через пять – десять тишины начинали появляться крысы. И тут дежурный незаметным движением руки брал со стола нож и, как Чингачгук томагавк, метал в крысу нож. Попадал, конечно, не всегда, но забава длилась до утра, здесь, главное было – не уснуть.