Во время затишья. На переднем плане лучший друг наших армейцев – старший санинструктор части старшина Яцкин. Большой души был человек, бывало, что и от марш-броска спасал. А как лечил! Не одну новеллу можно об том написать.
Читает и слушает новости по транзистору наш «комсомолец» старший лейтенант Красковец. Когда он прибыл в часть по замене, его тут же сходу, пока не оклемался, нагрузили комсомольскими делами. По лицу, конечно, было видно, что ему этот «комсомол», как жокею геморрой, но армия есть армия и, что ты тут поделаешь, выполнять надо. Он и старался, а мы его за это уважали.
Однажды они с замполитом даже патефон на учения взяли. В крепком таком корпусе, как у полевых телефонов. И пластинки, опять же не забыли. При развертывании части они всякий раз выносили и устанавливали переносную полевую ленкомнату с литературой, которую мало кто и читал, а использовали, в основном утилитарно по известной всем нужде.
Что-то их разобрало на этот патефон, может, решили проверить, как техника работает. Но работал он ровно до обеда, после обеда, а под вечер затих и песни прекратились. С утра же начали всех спрашивать, не видел ли кто, куда девался патефон. Куда девался, куда девался, ведь вечер был и, ночь прошла, что ж утром-то спрашивать. Каждый твердо отвечал, что не видел, но все вместе думали, «Какая ж это сука патефончик стырила?». И думали правильно, потому, что если бы патефончик стырил честный человек, то часть бойцов ходила бы точно подшофе, а так все были трезвые, как очки у замполита.
«Старый» замполит был человек добрый. Читал для всех лекции в кинозале и никогда не обижался, когда бойцы в ответ на его сентенции сладко посапывали носами. Мне же он от себя лично трое суток «губы» приклеил на учениях. Я, конечно, был неправ, но он потом и не обижался. А вышло как. Собрались мы, как-то зимой на плановые учения. Тревоги не было, а потому готовились неспешно. Пока туда-сюда, да обратно шло дело, мы в ожидании выезда стали от нечего делать толкаться, а потом и кучу малу устроили. И все бы ничего, да моему водителю Виктор Палычу лодыжку вывихнули. Решили просто – Палыча в санчасть, а меня за баранку. Еще успел спросить у него: «У тебя там «секретка» есть?». «Да – говорит – внизу под торпедо тумблер стоит». Ну, стоит, так стоит, с Божьей помощью и поехали. Но любая машина чувствует чужую руку и не всегда сразу дается, так и здесь, уже в поле, в лесу под вечер пошла команда, готовиться к выезду, а у меня аппарат, что-то не заводится, барахлит. По-моему я решил перекинуть провода или что, во всяком случае, открыл капот и нырнул вниз, в небо только жопа торчала. А рядом стоял штабной салон, где ужинал замполит и, вот, открывается дверь салона, в проеме появляется Степан Иваныч и, увидев меня, обратился: «Сходи – говорит – на кухню и узнай, почему они сегодня суп пересолили» Ну, я тут малость и сдетонировал. Отвечал неправильно и на кухню не пошел. Не, ну если бы он попросил меня поднести снаряды во время боя, так я бы их не только поднес, а еще бы и стрельнуть помог, а тут – суп. Ведь нас как учили «Сам погибай, а товарища выручай!» - так это ж святое, а тут – суп, тьфу ты! Ладно «губа» «губой», а обид не было. Я потом ему еще при отъезде в Союз помогал контейнер паковать. Утром открываю калитку, а он на крыльце стоит, и я говорю ему «Добрый день, Степан Иванович!», он аж расчувствовался вот, говорит какой ты славный человек, а то все: полковник, да полковник, а ведь я уже и вправду Степан Иванович. Когда мы ему, добросовестно так упаковали контейнер, он нас и обедом угостил и по рюмочке налил, я ж говорил вам, что добрый он был человек.
