В конце февраля, за каких-то два месяца до дембеля, дежурный по части объявил нам с товарищем трое суток ареста и отправил в сопровождении "хомута" на гауптвахту 70-го полка. Однако там ракетчиков не приняли - в записке об аресторании, именно так на армейском языке именуется эта бумага, не хватало подписи полкового врача. Приходите, мол, завтра с исправными документами.
Проступок наш был совершенно незначительным - и за более тяжкие пригрешения не всякий раз наказывали. А тут "губа"! И cделалось нам с Ваней - так моего дружка звали - до нельзя обидно: служили, служили, и вот на тебе - до "губы" дослужились. - Слышь, Иван, а не рвануть бы нам в "самоход". Если уж сидеть, так за дело, - предложил я. - Лады,- долго не раздумывая, откликнулся Ваня. Лучший наводчик батареи по натуре был человеком немногословным.
Сказано - сделано. Дивизион отправился в клуб смотреть кино, а мы с Ване прихватили в каптёрке пару танковых курток БУ (бывших в употреблении) и мимо расположения 65-го (бобруйского) полка двинулись к ДОСам. Там подобрали брошенные без присмотра детские санки и - в парк. Как мы пробрались на техзону, где часовой ходил, уже не помню. А уж как переправили через забор два танковых аккумулятора - тем более. Погрузили их на санки и по накатанной дороге поволокли в Нейдорф. Миновав деревню, перешли шоссе, а дальше - через поле по целине на маячившие вдали огоньки. Снега на поле почти не было. Санки пришлось бросить и тащить тяжеленные аккумуляторные батареи на себе. Ване-то трынь трава - здоровый чёрт, а меня аж из стороны в сторону заносит. И как я этоту проклятыю ношу не бросил, по сию пору в толк не возьму.
Пришли в деревню. Постучались в дом, что на отшибе. Вышел немец, сразу всё понял и протянул марок десять-двадцать. А мы и не торговались - не тащить же этакую тяжесть назад!
В cоседней деревне заглянули в гастштет. Пива заказали, шнапса грамм по сто, колбасы горячей. Сели, выпили, закусили. Потом ещё заказали. На это раз расплатились курткой - немцы наше обмундирование охотно брали. Опять выпили. Раззадорившись, собрались было ещё. Но тут патруль. Хозяин нас во двор вывел. Уходите, мол, огородами. Куда там! Засекли - я шапку при входе забыл. Повязали пьяных, в кузов забросили и в Ризу в штаб дивизии отвезли.
Первую ночь на "вертолёте" я как убитый проспал. Утром похуже было. Камера одиночная. Сыро. Холод аж до костей пробирает. Чтобы хоть как-то согреться, мерил шагами камеру, от стенки к стенке. Собрался присесть, но на табуретке, как выяснилось, долго не усидишь. Приставил её к двери. За эту вольность караульный пообещал добавть сутки. Часов в девять вывели на завтрак. "Шрапнель" и тёплая-то не больно в глотку полезет, что уж про вконец простывшую говорить. Ничего. Съел. Голод не тётка.
После завтрака губарей вывели на строевой тренаж. - Выше ногу! Тянуть носок! - командовал старлей. Не сказать чтобы сильно старались, однако команды в принципе исполняли. - Гауптвахта, стой! - не унимался старлей. Не знаю чем я ему приглянулся, но только он меня выбрал. Вывел из строя и приказал за собою следовать. Дальше как в немом кино: захохожу внутрь; беру ведро в подсобке; налеваю в него воды из-под крана; захожу в свою камеру; тут старлей носком сапога ведро опрокидывает. Вода медленно и неотвратимо растекается по бетонному полу, а старлей молча удаляется...
После вечерней поверки и команды "Гауптвахта, отбой" земеля-разводящий, сжалившись, поместил нас с Ваней в одну камеру. Вот радости было! Замечу среди прочего, - общество на "губе" собралось весма изысканное: кроме нас с Ваней сидел личный повар командира дивизии. Он в компании с другими "комендачами" на генеральском газике в гастштет ездил. Машину командира дивизии знали и не останавливали, но в этот раз осечка вышла. Была ещё парочка "стариков" из артполка и один молодой из пехоты. Борзый паршишка - мало того что попал на "губу", не дослужившись до стариковского возраста, так он ещё пьяным за руль сел. Ладно бы сам убился, так ведь мог подлец ещё и товарищей своих погубить. Именно такие слова ему подполковник сказал, когда остальных по амнистии освобождал.
"Найду хоть один окурок в двадцати метрах вокруг гаутвахты, оставлю досиживать"- напутствовал нас начкар. И мы с Ваней его доверие оправдали: носом окресности пропахали. А после бегали за каждым случайным прохожим - не дай бог, кто окурок обронит. В дивизион мы явились шёлковые. Гауптвахта хорошо мозги промывает.